Сколько их, невинно убиенных? Есть на Гомельщине пронзительный памятник, мемориальный комплекс, посвященный детям, жертвам войны. Только в одной республике Советского Союза, в Белоруссии, в годы Великой Отечественной погиб каждый четвертый житель…

 

Почему, отчего, подходя к этому яблоневому саду в посёлке Красный Берег каждый, будь то самый прожженный циник, разочарованный скептик или равнодушный соглядатай, каждый, каждый плачет?! Я тоже не сдерживаю рвущиеся из груди рыданья, бессильно опускаю от нахлынувшей внезапно боли голову и руки, сжав промёрзшими пальцами две алые гвоздики. Генетическая память диктует, стучит дятлом в висок: не забудем, не простим!

 

 

Серое осеннее небо не ласкает, а порывы холодного ветерка настраивают на самую минорную волну. Грусть резко охватывает душу в стальное кольцо – не вырваться. Яблоневые ветви трепещут в такт кручинушки. Красных яблок на китайских яблонях, цветущих по весне красными цветами (это они дали название посёлку) не видно, урожай убран. А аллейки-лучи сходятся к центру композиции – площади Солнца.

 

Здесь нет чёрного цвета и гранитных глыб с традиционными золотом тиснёными буквами, чеканными датами отгремевшей войны.  Белый цвет - символ невинности, правды и чистоты - преобладает. Каждая деталь мемориального комплекса глубоко продумана и символична, и хотя мы не видим колючей проволоки, ощущаем себя запертыми в клетку. Мемориал спроектировала  творческая мастерская заслуженного архитектора Республики Беларусь, лауреата Ленинской премии Леонида Левина в 2007 году.  И я не встречала ещё более трогательного памятника, несущего такую глубокую смысловую нагрузку…

 

 

Нас встречает тонюсенькая фигурка беззащитной  девчушки, одиноко стоящей на краю прямоугольного «коврика» из мелких камушков, символизирующих алые капельки детской крови. Руки девочки в надежде вскинуты ввысь, словно просит небесной защиты от изуверов.

 

Именно здесь во время оккупации фашисты устроили сборный пункт для детей, которых либо отправляли в концлагерь в Германию, насильно отнимая от родителей, либо забирали у  них кровь для раненых немецких офицеров. Дети-доноры сначала проходили тщательный медицинский осмотр, так что полная стерильность и крепкое здоровье господам-извергам были обеспечены. 

 

Кровь выкачивали полностью… Безжизненные тела сжигали… Через «детскую Хатынь» за два года прошли почти две тысячи ребятишек. Две тысячи ангелов смотрят на нас с неба! Время не повернуть вспять, и не вернуть этих кудрявых и вихрастых, русоголовых и белобрысых, кареглазых и голубоглазых озорников и трусишек, болтушек и молчунов. От бессилия хочется выть…

 

 

 

На каждой парте зажжённая лампадка и черно-белая фотокарточка погибшего ребёнка. Сквозь застилающие глаза слёзы смотрю на бравого, да ещё и с винтовкой в руке, мальчишку-партизана (ему так и не суждено было вернуться в школу) и кладу гвоздики рядом с оборванным детством. Гулкая тишина ведёт дальше, к классной доске. На ней – строки из  письма отцу 15-летней белорусской девочки Кати Сусаниной,  угнанной в фашистскую неволю: «Завещаю, папа, отомсти за маму и меня! Прощай, добрый папенька, ухожу умирать. Твоя дочь, 12 марта 1943 года». С обратной стороны доски – карта Беларуси, где отмечены 16 концентрационных лагерей, в которых погибали дети, так и не прожившие свою жизнь…

 

Склоняю голову, а повернувшись, вижу широкую площадь Солнца с белым парусником  по центру – символом детских надежд и мечтаний. На парусах - имена спасённых при освобождении от фашистов детишек, только 171 детское имя из двух тысяч… А ещё - имена их освободителей. За парусником выстроились 24 мольберта с детскими рисунками-витражами: причудливые птицы и яркие цветы, добрые принцессы и акробаты-циркачи. Эти рисунки-грёзы оттуда, из чёрного далёка, из концлагерей, где ребятишки едва находили силы рисовать, а значит, в них теплилась надежда на спасение.

 

 

Сейчас эти рисунки «одеты» в белые рамы, ими любуются, утирая слёзы, не стесняясь нахлынувших чувств. Нет войне, нет фашизму, пусть луч солнца золотой испепелит зло. И спаси нас, Память!